Договор с дьяволом - Страница 45

Он впился в нее губами, желая доказать, что она ошибается. Он и на самом деле дьявол. Ее дьявол. Проклятие, он никому, кроме себя, не принадлежит.

Поцелуй вышел грубым, отчаянным, наказующим. Но она не шелохнулась. Она, казалось, вобрала в себя этот гнев, приняла его. Он с трудом оторвался от нее.

— Беги, — хрипло прошептал он. — Беги отсюда, от меня со всех ног.

Она покачала головой:

— Не могу.

— Тогда мы оба будем прокляты, — сказал он и рывком притянул ее к себе, не в силах больше сдерживаться. Пламя вырвалось наружу.

Ники мгновенно почувствовала, что он сдается. Она знала, что он чувствует. Она испытывала ту же безнадежность, словно неодолимо и неизбежно сползала в пропасть боли и разрушения. Несмотря на смело брошенные ею слова о том, что ей дела нет до будущего, ее внутренний голос робко возражал; как она может сразу сбросить страх, горе и одиночество, которые испытывала на протяжении всей жизни? Всего один раз, говорила она себе. Хоть раз в жизни она испытает эти чувства, узнает, что значит быть женщиной. Всего один раз.

А когда его пальцы коснулись ее затылка, а губы прижались к пульсирующей жилке на шее, уже не было сил остановиться. Если ее ждет проклятие, пускай так и будет.

Его ласковые руки вновь опустили девушку на землю, пальцы освободили ее от рубашки и с завораживающей властностью прошлись по всему телу. Она задрожала от ожидания. Когда его руки оказались у нее между ног, нежность обернулась настойчивостью.

Ее тело выгнулось, ощутив незнакомое прикосновение, не испытанные доселе ощущения, вызванные его пальцами. Она почувствовала влагу, а потом волны волшебного желания. Ее рука потянулась к его груди, завороженно дотрагиваясь до волос. Ее пальцы, как магнитом, потянуло вниз, к выпуклости на его брюках. Когда она расстегивала пуговицы, тело ее извивалось от все более интимных прикосновений.

— Николь, — хрипло простонал он, когда ее рука с удивлением коснулась его возбужденной плоти.

Какой большой. Какой гладкий. Какой загадочный. Чувствуя, как его рука творит с ней нечто невероятное, она ласкала его, пытаясь отгадать, совпадают ли их ощущения, чувствует ли он этот поток удовольствия, обещавший невероятное наслаждение. Она услышала невольно вырвавшиеся у нее всхлипывания.

Он, пошевелившись, убрал руку и навис над ней всем телом. Напряжение его было столь сильным, что казалось, воздух вибрирует, и, когда он коснулся ее своей возбужденной плотью, она жалобно зарыдала от еще не совсем понятной ей потребности.

А затем последовала боль, острая, пронзительная, но и она не смогла подавить всепоглощающей потребности. Боль утихла, так же как и страх перед его телом, соединившимся теперь с ее собственным. Ее тело стало отвечать ему, их голоса слились в одну песню, как будто они были созданы друг для друга.

Омываемая все новыми и новыми волнами ощущений, она поразилась, как точно инстинкт подсказывал ее телу все движения, восхищалась простой и чистой красотой их слияния. Он проникал в нее все глубже и глубже, и ее тело стало двигаться в одном ритме с ним. Он достал до самых ее глубин, стал ее частью, ей казалось, что души их соприкасаются.

А потом она вообще потеряла способность думать. Она устремилась ввысь, как ястреб к солнцу. Внутри ее взорвался вулкан, с рокотом извергая все новые и новые потоки лавы. Она замерла, с трепетом преклоняясь перед его телом и перед своим собственным.

Кейн, перевернувшись на спину, перекатил ее на себя, обнимая, словно хотел защитить.

— Я тебе сделал больно? — спросил он мучительным шепотом. Она ответила поцелуем, вручая ему свое сердце.

Он долго молчал, просто прижимая ее к себе, сердце к сердцу. Потом, отпустив ее, он медленно поднялся. Она все еще была прикрыта его рубашкой, а он, после того как они вместе стянули с него брюки, — полностью обнажен. Она медленно встала на ноги, чувствуя на себе его внимательный взгляд.

— Какая ты прелесть, — сказал он. — Я навсегда тебя запомню такой.

Взяв его руку, она легонько прикусила ее. Он, судя по всему, с ней прощается. Такого не может быть. Она не позволит ему проститься. Не даст ему произнести этих слов.

— Николь…

— Нет, — перебила она. — Я не хочу сейчас разговаривать. Я хочу только чувствовать.

Он замолчал, но она снова почувствовала в нем напряжение. Непонятно, почему оно так велико. Она знала, что, что бы он там ни говорил, ее дяди он не боится. Она знала, что ему кажется, будто у него нет будущего, но ей все равно.

Это ложь. Ей далеко не все равно. От одной мысли, что она может его потерять, ее бросало в дрожь. Мы оба будем прокляты, произнес он несколько минут назад. Почему? Как бы ей хотелось понять некоторые его секреты. Как бы ей хотелось, чтобы он поделился с ней терзавшими его сомнениями, а она с ним — своими.

Ей захотелось отогнать вдруг охватившее ее предчувствие недоброго, развеять свои сомнения. Она знала, что любит его. Она знала, что не безразлична ему. Но любит ли он ее? Достаточно ли сильно, чтобы остаться в Логовище? В любом другом месте ему грозит смертельная опасность. А если он останется, что произойдет с их будущими детьми? С Робином?

Ники прильнула к нему и опустила голову ему на грудь, чтобы он не заметил слез, которые катились по ее щекам. Ее пальцы блуждали по его груди, перебирая темные волосы, сужавшиеся в полоску на животе. Чувствуя, как он задрожал от ее прикосновения, она вскинула голову и посмотрела на него, надеясь, что утерла слезы о его кожу.

— Я люблю тебя, — просто сказала она.

Его лицо исказилось страданием. Она не видела его глаз, скрытых тенью, но почувствовала, как забился пульс на его шее. Она дотронулась пальцами до его глаз и ощутила влагу.