— Ладно, — сказал. Кейн. — Только не надо на меня давить.
Мастерс пожал плечами:
— Давайте с самого начала внесем ясность. Не вы здесь устанавливаете правила, а я. Если вы не желаете их принять, сделка не состоится.
Кейну отчаянно хотелось послать Мастерса ко всем чертям вместе с его сделкой. Он так бы и поступил, если бы речь шла только о его собственной жизни. Но жизнь Дэйви стоила того, чтобы проглотить негодование, даже если от него задыхаешься. Пересилив себя, Кейн кивнул.
— Сегодня ночью вы сбежите отсюда.
— Каким же образом? — насмешливо спросил О'Брайен. — Я уже пытался, но, как видите, безуспешно.
— Через несколько часов вас посетит священник. Дарите его по голове и возьмете его рясу.
— Как это я сам до такого не додумался? — усмехнулся Кейн. — Он одобряет этот план?
Мастерс не обратил внимания на сарказм.
— Этот священник — переодетый помощник шерифа. Под рясой он спрячет пистолет.
— Заряженный?
Мастерс поглядел на него в упор:
— А я могу доверить вам заряженное оружие?
— Не знаю, — с вызовом бросил Кейн. — Как по-вашему?
— По-моему, пока нет.
— Чудесная вещь — доверие. Могу сказать, что нам с вами предстоит длительное, плодотворное сотрудничество. Нашим отношениям, возможно, будет недоставать теплоты, но ее с лихвой заменит ваша неколебимая вера в меня.
В глазах Мастерса промелькнуло сочувствие, но Кейн знал, что не изменит мнения об этом человеке. У него так и чесались руки ударить его.
— Я хочу увидеться с Дэйви.
— Нет.
— Вы ему скажете?
— Это только увеличило бы риск, которому вы подвергаетесь, — сказал Мастерс. — Об этом знают только пять человек, ну и, конечно же, губернатор. Даже здешним тюремщикам ничего не известно. Казнь Карсона отложат под тем предлогом, что он может понадобиться, чтобы разыскать вас.
Кейн сделал несколько шагов по направлению к Мастерсу.
— Значит, он будет продолжать думать, что его повесят?
— Его действительно повесят, — отрезал Мастерс, — если вы не сделаете того, чего от вас ждут. Зачем подавать ему ложные надежды?
— Мне следовало оставить вас умирать.
Щека шерифа дернулась.
— Возможно, — сказал он, — но сейчас я — ваш последний шанс.
— Уж лучше бы я оспой заразился.
Мастерс сухо усмехнулся:
— Давайте продолжим. Если у вас будет ряса и пистолет, как по-вашему, вы, справитесь с воротами?
— О да, это у меня получится, — ответил Кейн.
— Там снаружи дренажная канава. В восьмой миле к югу отсюда я буду ждать вас с лошадью.
Кейн кивнул.
— И не пытайтесь по пути разыскать Карсона. Его перевели в другой корпус.
— Вы все продумали, не так ли?
— Стараюсь, — сказал Мастерс, подошел к двери и вызвал охранника. Обернувшись, он произнес:
— Желаю удачи.
Руки он не протянул.
Кейн не ответил. Он проводил Мастерса взглядом и следующие несколько часов провел в размышлениях.
Священник для Дьявола. Священник с пистолетом. Что ж — подходяще.
Ники подняла глаза и вгляделась в цепь скалистых гор, ограничивавших пространство, в котором она прожила почти всю свою жизнь. Как ей хотелось, забрав брата, ускакать отсюда далеко-далеко за эти горы и никогда больше не возвращаться назад.
Но, как бабочка, пригвожденная к доске, она была связана узами, которые не так легко порвать. Она уже почти решила сбежать каким угодно способом, но сегодня утром ей попался на глаза дядюшка, скрючившийся от боли в три погибели. Она не в первый раз видела его в таком состоянии, хотя он всегда пытался списать это на плохую еду.
Дядя и брат — очень скоро ей предстояло сделать выбор между ними. Ее брат, Робин, уже начал тянуться к оружию, и обитавшие в Логовище головорезы вызывали у него слишком уж явное восхищение. Его героями были Джесс и Фрэнк Джеймс. Она не хотела, чтобы он пошел по той же дорожке, что и их отец, и закончил жизнь в безымянной могиле.
Логовище. Когда-то для нее и Робина оно было прибежищем. Сейчас оно больше походило на тюрьму.
Кобыла Молли, на которой она сидела, заржала и нетерпеливо забила копытом. Ники и самой хотелось мчаться во весь опор. В свои двадцать два года она хотела быть женщиной, обыкновенной женщиной, которая носит изящные платья и привлекает внимание достойных мужчин. Вместо этого она ходила в брюках и свободной рубашке. На голове у нее была копна коротко подстриженных кудряшек, потому что ее дядя боялся — и сама Ники боялась, — что если она будет больше походить на женщину, то привлечет к себе излишнее внимание некоторых головорезов, которые могут захотеть гораздо большего, чем то, за что они платили здесь, в Логовище.
Ники многое умела, а кое в чем была очень искусна. Но, к сожалению, в перечне ее талантов чисто женские занимали не слишком много места. Она неплохо готовила и знала, как обращаться с иголкой И ниткой. Она умела стрелять и драться. Она могла скакать верхом быстрее ветра и оказать кое-какую помощь больным и раненым.
Она научилась играть на скрипке, но танцевать не умела. Она не была знакома с хорошими манерами и не умела правильно одеваться. Она понятия не имела, что это такое — флиртовать, кокетничать и принимать ухаживания. Ей было двадцать два года, но у нее никогда не было поклонников — в основном потому, что ее окружали одни лишь воры и убийцы или того хуже, а ее дядюшка убил бы всякого, кто посмел бы к ней приблизиться.
Молли снова заржала. Ники пришпорила кобылку, и они понеслись через пустынную долину, не обращая внимания на посты дозорных, выставленные вдоль окружавших Логовище холмов. Беспокоиться им было не о чем. Команчи надежно защищали их — за определенную плату, разумеется. Их убежище охранялось не хуже любого средневекового замка. Ники читала о таких замках в одной их немногочисленных книг, которые у нее были.