— Да, она должна подойти, — сказал Кейн.
— А когда можно начать учить его охотиться?
— Может, уже пора, — ответил Кейн. — Тебе надо будет посадить его на привязь.
— Вы мне покажете, как это сделать?
— Я скоро отсюда уеду.
— Дядя Нат сказал, что вы, может быть, останетесь. Я слышал, как он говорил с Митчем.
— Он сказал «может быть», Робин. У меня есть… другие дела.
— Вы останетесь. Знаю, что останетесь, — сказал Робин и, не успел Кейн и рта раскрыть, повернулся и убежал…
* * *
…Ники посмотрела на себя в зеркало и не сразу поверила, что это ее отражение. Она и в самом деле хорошенькая.
Хуанита нашла для нее платье и помогла подогнать по фигуре. Бедра и грудь у Хуаниты были шире, чем у нее, но талия такая же тонкая. Ники очень понравился густой синий цвет, а перешитое платье подчеркивало ее стройную фигуру.
Хуанита уложила волосы Ники, в которых появился золотой блеск, и приколола ей за ухо синий цветок. С помощью косметики она немного оттенила девушке веки и нанесла на ее смуглые от загара щеки легкий румянец. Ники, никогда раньше не обращавшая особого внимания на свою внешность и, как правило, привыкшая расчесывать волосы пятерней, была приятно удивлена и совершенно растеряна. Она думает, что выглядит неплохо, но что подумает Кейн? Он, наверное, привык общаться с более… опытными женщинами. Более привлекательными женщинами.
Но, когда она вышла из спальни в гостиную, дядя широко раскрыл глаза от удивления и поднялся ей навстречу. Раньше он этого никогда не делал.
— Ты замечательно выглядишь, Ники, — сказал он.
Ее окутало теплое чувство.
— Спасибо, — робко поблагодарила она.
— Это ты? — воскликнул Робин, шаловливо прищурившись. — Это правда ты, сестренка?
— Нет, — ответила она, — это твоя злая мачеха, которая заставит тебя разбирать золу, если ты будешь себя плохо вести.
Он расплылся в довольной улыбке.
— Держу пари, Дьявол тоже решит, что ты хорошенькая.
— Мужчина или ястреб? — добродушно поддразнил дядя. Он редко бывал в таком хорошем расположении духа. Ники знала, что он обрадовался ее предложению.
— Оба, — сказал Робин, внезапно вспыхнув. Он не привык делать комплименты — не больше, чем Ники привыкла их слушать.
Ники, покусывая губы, надеялась, что он окажется прав. Она пошла на кухню посмотреть, как готовится цыпленок в собственном соку. Она уже успела поджарить картошку и испечь печенье и яблочный пирог.
Она опустила глаза на платье. Брюки, конечно, гораздо удобнее. И потом, она чувствовала себя не так, как раньше, — ей было немного не по себе. Она боялась. Попросту боялась. Боялась, что он… позабавится, увидев ее новый наряд, или она наступит себе на подол и запутается в юбках. Она боялась увидеть его — и не увидеть тоже боялась.
Но она с нетерпением ждала предстоящей встречи. Другая часть ее существа помимо ее воли надеялась, мечтала, жаждала любви, поцелуев, страсти.
Ей хотелось быть желанной — пускай даже для бандита. Она впервые поняла свою мать, поняла, почему та готова была последовать за мужем на край света, ведя одного ребенка за руку, а другого нося под сердцем.
Ники была на кухне, когда услышала стук в дверь, а затем — мужские голоса. Голоса Кейна О'Брайена и дяди. Они сегодня будут ужинать вчетвером. Митч, который часто ел вместе с ними, уехал из Логовища по какому-то делу.
Голос ее дяди был густым и сильным. Уж не померещились ли ей, подумала она, эти приступы боли. Может, и в самом деле, как он утверждал, они были вызваны неподходящей пищей. Она расправила складки на платье, словно хотела избавиться от чувства неловкости, потом дотронулась до цветка в волосах. Ей показалось странным, даже смешным, что она строит из себя даму. А что, если Кейн посмеется над ней? Она не вынесет насмешки в его глазах. Или, хуже того, жалости.
Она вдруг почувствовала желание спрятаться на кухне или проскользнуть в свою комнату и вылезти в окно.
— Ники?
Отвернувшись от плиты, она увидела стоявшего в дверях Робина.
— Пришел Дьявол.
Дьявол. Она терпеть не может это имя. Оно ему не подходит.
— Вот возьми, — сказала она. — Отнеси это на стол.
— Это не мужское дело.
— Это твое дело, если ты хочешь есть, — возразила она.
— У меня болит рука, — заныл он. Он впервые пожаловался на руку, и она поняла, что он просто не хочет, чтобы Дьявол видел, что Робин занимается «не мужским делом». В его представлении тот, кто стреляет из ружья, не должен помогать по хозяйству.
— Если ты смог подстрелить кролика, — сказала она, — то сможешь и тарелку принести.
— Ну, сестренка.
— И у меня тоже болит рука, — сказала она.
— Но…
— Но пока ты тут со мной споришь, твой Дьявол умрет с голоду.
— Посмотрим, что с ним будет, когда он тебя увидит, — подмигнул ей Робин и выскочил за дверь.
— Робин!
Он нехотя вернулся и взял тарелку.
Ники подождала, когда он исчезнет, и, закусив губу, переложила цыпленка на блюдо, а потом направилась в гостиную. Кейн стоял, прислонившись спиной к стене, со стаканом в руке, не отрывая взгляда от принесенной Робином еды. Но вот, почувствовав ее присутствие, он поднял глаза. Ники увидела, как по его лицу пробежала тень удивления, сменившегося затем одобрительным выражением, напоминавшим ленивое удовольствие. Его искривленный рот сложился в улыбку, и борозда на щеке сделалась еще глубже.
Отставив стакан, он подскочил к ней и, взяв у нее из рук блюдо, поставил его на стол. Ники хотела наградить Робина торжествующим взглядом, но не могла оторвать глаз от Кейна. В глубине его глаз не таилось ни насмешки, ни жалости. Наоборот, в них тлел огонек, которого она там раньше не видела.